vissi d'arte, vissi d'amore

 
Обещанного, говорят, три года ждут?  А тут пришлось ждать аж десять лет.
Десять лет назад Лувр начал подготовку к выставке по поводу 500-летия со дня рождения Леонардо: переговоры, уговоры, опять переговоры, политика кнута и пряника  ("вы нам вашего Леонардо, а мы за это вам потом дадим нашего"; "ах не дадите? - ну тогда и не мечтайте получить наших Рафаэлей"). Представляю чего стоило все благополучно доставить, но факт, что эта эпическая, исторического значения выставка открылась, и что мы ее посмотрели.

Несмотря на то, что билеты были куплены на определенный час, дабы контролировать несметные толпы, там все равно было не протолкнуться.   И кабы я была царицей, говорю я, как бывшая девица, то я бы на выставках запретила к чертовой матери фотографировать работы, вот что!  Потому что всяк норовил щелкнуть каждую работу своим телефоном, что ужасно мешало другим подойти к работам и их спокойно рассмотреть.  А вот зачем люди фотографируют работы, когда изображения есть не только в огромном и роскошкном каталоге, который продается и при входе и при выходе, но и совершенно бесплатно на интернете? Сдается мне, что это для все для Инстаграма от Гиппопотама.

А еще были такие, которые ходили с аудиогидом в руках, и тоже стояли столбом перед работами, о которых им этот гид талдычил.  В общем, опять с ностальгией вспомнили старые добрые времена, когда Китай был красным и все сотни миллионов китайцев находились там, а не на выставке в Лувре.

Относительно же самой выставки, то туда привезли довольно много картин, учитывая, что их всего то и есть штук 25.   Была там только одна, которую доселе я никогда не видела.  A eще была одна, которую я в детстве видела часто, а потом мы надолго расстались.  Она проживает где прежде, то я была далече, да.  Но про картины часто говорят, что они, дескать, не совсем руки Леонардо: что часть была написана не им, а в студии ассистентами.  Видимо, именно поэтому в Лувре была отдельная галлерея, где висели работы двух самых главных ассистентов Леонардо -  Джоване Больтраффио и Марко Д'Оджоне.  Настоящее великое произведение искусства во первых заранее, как магнит, притягивает к себе, а потом еще остается во внутреннем зрении, настолько велик его огонь.  Ничего такого нет в работах двух ассистентов: посмотрели, отошли, и только подумали, что, пожалуй, они мешали краски и, может, грунтовали, но вот писали вместо Леонардо?  - Нет.

А также на отдельной стене висит копия "Тайной Вечери" работы Д'Оджоне: трудно судить, насколько она близка к оригиналу в его изначальном виде. Одно могу сказать: ничего тайного, мистического, ничего захватывающего в этой работе нет.  А вот оригинал, который я видела буквально за месяц то реставрации, в то золотое время, когда к нему можно было подойти чуть ли не вплотную, он даже в том плачевном виде с облупившейся краской и следами плесени, не отпускал от себя.  В нем была тайна, и хотелось смотреть и смотреть, чтобы эту тайну разгадать.

Однако, многие картины не то, чтобы были написаны не Леонардо, скорее, их потом несколько переписали реставраторы.  Но вот рисунки Леонардо, они, конечно, точно автографы. И рисунки свезли в Лувр отовсюду, включая огромное количество из великой Королевской Коллекции в Виндзоре.   Поразительно, что даже в крошечных рисунках видна не просто рука Мастера, а ход его неутомимой мысли: на одном рисунке и крошечный эскиз к Битве при Ангиари, и какой то чертеж, и маленький анатомический набросок.  И, как бы для того, чтобы специально показать разницу между рукой Леонардо и рукой ассистента в мастерской, на этом же листе бумаги видим грифельный набросок неуклюжего ангела с кривой рукой не в перспективе и неумело прорисованым лицом. Видно, Леонардо что-то пришло в голову и он схватил первый же клочок бумаги, так это и осталось для потомства.

В зале, где были записные книжки Леонардо, надо было чуть ли не локтями проталкиваться к витринам, но это стоило того не только ради того, чтобы увидеть его тщательные зарисовки тайных анатомических препараций, или же разработок артилерийских орудий.  Все записи, как известно, Леонардо вел закодировано: так, чтобы их можно было прочесть только в зеркале.  Но рядом со мной стояла немолодая пара, и жена спросила мужа: "А это на каком языке? -
На что он важно ей ответил: По гречески."



Когда мы вышли с выставки, мой муж сказал, что надо все таки навестить Джоконду.  Она в выставке не участвует, а продолжает висеть на своем месте напротив "Свадьбы в Каннах Галилейских" Веронезе.  Эти картины вечно на своих местах:  одна, потому что ради нее приходит в Лувр не менее 50% посетителей.  Другая потому, что она так огромна, что двигать ее опасно.

Я, конечно, всегда говорю, что нечего смотреть на Джоконду  в Лувре.  И как я была права!  Очередь начинается прямо около "Канн Галилейских", причем перегородки точно как в Диснейленде.  И еще стоит какой то вышибала: он погоняет толпу криками "On y va" и "People, let's go".  Пипл, впрочем, не обращают внимания на такие мелочи перед Встречей с Прекрасным.  Они, вооружившись телефонами, стоят в очереди, чтобы каждый смог сделать селфи с Лизой.  Хоть к ней на три метра не подойти, и висит она высоко, для селфи это как раз замечательный ракурс.  Так что я прямо у дверей с немым укором посмотрела на мужа, который только виновато пожал плечами.

 Городок Таос в Новой Мексике овеян славой: вид на Скалистые Горы, на ущелья, на безграничные просторы.  Недаром там жило столько легендарных художников, во главе с Джорджией О'Киф. Буквально на каждом углу там дом-музей; куда не кинешь взгляд - повсюду виды, знакомые по великим картинам.

Но есть там одна коллекция, которую так просто не увидишь.  Это коллекция в свое время очень нашумевших эротических картин кисти писателя D.H. Lawrence (Шишков, прости!).  И вот как она туда попала.

В 1917 году в Таос приехала богатая наследница и патронесса искусств Мабель Додж.  Эта Мабель была и сама дама с нашумевшей репутацией, и не зря.

 Дочь банкира из города Буффало, Мабель (урожденная Гансон) воспитывалась в лучших школах для благородных девиц, и ее готовили в жены какому-нибудь подходящему богатoму и знатному жениху.  Жених сыскался и действительно богатый, наследник параходного магната, но папаше Мабель он не нравился, и молодые обвенчались тайком. Maбель был 21 год. 

Служитель отеля, который нас привел, нажал на какую то кнопку, занавеска с шорохом раздвинулась, и картины были перед нами.

Картины оказались и впрямь позорными: написаны ужасно, прямо скажем, беспомощно, смесь самодеятельности и китча.  Насчет эротики, так в любом музее в Лондоне целые залы Тицианов или Буше (про Фрагонара и не говорю), где эротизм куда похлеще будет, но полицию никто не вызывает.  Думаю, что репутация Лоуренса, а не сами картины так возмутили общественное мнение. Некоторые картины были вроде как иллюстрации к Леди Чаттерлей: какой-то мужлан лапает нежную белорозовую дамочку.


 С другой стороны, дамочка была несколько похожа не жену Лоуренса, а мужлан имел нечто общее с самим Лоуренсом, и наверное, их образы в таком непотребном виде щекотали нервы публики.   Хотя, сейчас все это кажется смешным, в свое время, конечно, его картины, как и его литературные произведения, несли в себе миссию "пощечины общественному вкусу".  В конце мы решили, что хорошо все -таки, что Лоуренс решил продолжать свою карьеру писателя, а живопись забросил напрочь.   

A вот весь процесс, когда мы сунули по трешке у стойки отеля, а потом была порнуха за занавеской нас очень рассмешил, ну, вроде как самое дешевое peep show на старом Таймс Сквер.








 

На прошлой неделе мы были в Аризоне.  В этом штате расстояния огромные и перемены климата соответсвенные.  Мы прилетели в Феникс, где было за 90 градусов, и где в гараже аэропорта были установлены специальные поливалки на потолке, чтобы люди в обморок не попадали от жары.  А через два часа, когда мы, проезжая целые рощи высоченных кактусов, добрались до Флагстаффа, то там был холод собачий, около 45 градусов всего!



(кактус высотой в два с половиной человеческих роста.  Там наверняка за каждым кустиком кишели гремучки и скорпионы, но чего не сделаешь ради искусства)

( много слов и фотографий )

В конце августа мы поехали в Нормандию и жили там в деревне населением в 70 человек, в доме XV-го века.  На рассвете нас будили сначала петухи, а потом заутренний звон, после чего мы мирно переворачивались на другой бок и спокойно спали дальше: в деревне темно, тихо, все заботы оставляют.  Но поближе к полудню мы все-таки садились в нашу машинку и выбирались на осмотр достопримечательностей и красот.   Ехать надо было сначала по нашей деревне (одна улица), а потом через несколько других деревен.

Деревни все одинаковые: высокие каменные стены вокруг высоких домов из больших серых камней.  С улицы не видно ничегошеньки, что происходит за стеной или во дворе.  Мало того, дома повернуты на улицу не фасадами, а глухими стенами.  Наш собственный дом был точно таким же, и мы уже знали, что за глухими воротами и высокой стеной будет идеальное хозяйство, сад, огород, амбар, а то и загон для домашнего скота.  Любой дом в деревне это маленькая крепость, история у них такая.


( много слов и фоток )

Мы в Париже очень любим обедать в ресторане музея Жакмар-Андре, и это потому, что музей расположен в бывшем дворце четы Жакмар-Андре, а ресторан находится в их бывшей обеденной зале. И на потолке там роспись Тьеполо, которую владельцы каким-то образом перевезли из венецианской виллы.



Ну вот сидим мы там чинно за столиком, а тут входят две нарядные дамочки, одна из них толкает двойную коляску с младенцами. Совершенно очевидно, что эти дети не читали Bringing Up Bebe , потому что с первой же секунды они начали истошно орать.  Мамаша их и бровью не повела: спокойно заказывала, потом болтала с подружкой, пока ждали еду (что во Франции обычно не скоро).  Дети уже не орали, а визжали и даже извивались в коляске, то и дело норовя из нее выпасть.  Но тут, как раз, принесли еду, и мамаша со вниманием отнеслась к гастрономии и вину, а коляску отодвинула чуть подальше от своего стола, чтобы вопли оттуда ей меньше мешали.  И только когда она сьела и выпила все, что перед ней стояло, она наконец подошла к коляске, постыдила детей, что они так нехорошо себя ведут, покачала их чуть чуть, и обратно села.  После этого дети подняли такой крик, что зеркала зазвенели в ресторане.  Мамашка недовольно вздохнула и стала расплачиваться.

( их нравы )

В прошлом году мы после перерыва чуть ли не в 30 лет, снова поехали в Мичиган и посетили Кранбрук. Весь свой восторг по поводу этого волшебного места я выразила тут: http://fiona-grady.livejournal.com/195074.html
Но дом архитектора Сааринена был закрыт, и я сразу же решила, что непременно надо снова поехать, чтобы этот дом увидеть. И вот, почти ровно через год, мы снова покатили в Мичиган, на этот раз заранее записавшись на экскурсию в Дом Сааринена, куда не пускают больше, чем 12 человек одновременно. Когда я попадаю в такие места, я всегда думаю, что Америка это бездонная сокровищница памятников мировой культуры, и что жизни не хватит, чтобы все их осмотреть. А также, что практически все эти сокровища были построены на личные средства граждан, и очень часто не для своего пользования, а на благо других граждан. В общем, искусство воистину принадлежит народу.

Итак, семья газетного магната Бута купила огромный кусок земли неподалеку от Детройта. Там они построили дом и разбили прелестные сады. Но в 20 милях от Детройта не с кем словом перемолвиться, поэтому Буты там решили создать небольшую академию художеств. Молодые художники будут учиться у признанных мастеров; все они, и студенты и мастера, будут жить на кампусе. Профессорам будет предоставлено жилье: отдельные дома на 5 спален, плюс мастерская прямо в доме, кто же на такое не соблазнится. А спланировать весь этот комплекс Буты пригласили всемирно известного финского архитектора Элиэля Сааринена. Не каждому архитектору выпадает в жизни такой заказ, в 1924 году Сааринен с женой Лоей и детьми (т.е. с дочерью и сыном Иро - будущим великим архитектором, чья слава затмила славу отца) переехали в Мичиган. Когда кампус был построен, Сааринен сам преподавал в Академии и был ее президентом. И поэтому он и его семья жили в Доме Президента.

Сразу хочу сказать, что Дом Сааринена в Кранбруке это gesamtkunstwerk. Каждый сантиметр там продуман, каждая деталь спроецирована и выполнена специально для этого дома. Лоя Сааринен была художницей по текстилю, и в доме лежат ковры и висят гобелены ее работы. Мебель и лампы, а также решетки для каминов, двери, перила и проч. сделаны по эскизам Сааринена прямо в Кранбруке.



( Еще много красоты )

Прошедшие две недели были полны событиями, а именно оба наших отпрыска закончили обучение в университетах, и мы посещали церемонии выпускников.  Во как.

Скажу честно, что ни я ни супруг на своих собственных торжествах по поводу получения дипломов не присутствовали, а на детских в последний раз были, когда они кончали школу, и запомнили это как дикое занудство.  Что, в общем-то, оказалось правдой.  Но занудство тоже бывает разное, вот напишу сейчас, чтобы всем было скучно, а не мне одной.

Обучение нашего сына я называю "Тwelve Years a Slave", он почти столько и учился, пока не кончил, наконец, резидентуру.  Однако, отметил он сам не без сарказма, рабам после освобождения иногда дарили мула, а ему прислали счет на пол миллиона долларов.  Церемония же там была довольно внушительной: играл настоящий оркестр, с помпой выносили знамена факультетов и отделений, на сцене были корзины с цветами, и все проецировали на огромном экране, как на баскетбольной игре.  Чтобы не заснуть, я считала, сколько из выпускников были мусульмане, но сбилась со счета, когда поняла, что легче будет посчитать, сколько из них НЕ.  В конце был прием в шатре (видимо, учитывая привычки большинства студентов?), и там был курьезный момент.  Папаша одного из студентов, который учился с моим сыном,  галантно бросился ко мне с поздравлениями, жал мне ручку и шаркал ножкой.  Смех же состоит в том, что папаша является личным врачом саудовской королевской семьи.  Да уж, знал бы он с кем любезничает!  Но я его оставила в блаженном неведении на этот счет.

( слова и фото )

В честь 50 летия создания Музея Израиля в Иерусалиме, и в подтверждение нерушимой немецко еврейской дружбы и во имя искупления грехов, в Иерусалиме проходит выставка шедевров немецкого искусства из Национальной Галереи в Берлине.  Такая выставка может с честью проходить в любом, самом важном музее в мире, и толпы бы стояли на улице, чтобы войти.  В Иерусалиме тоже были толпы, и выставку продлили чуть ли не на два месяца (беспрецендное событие, учитывая, какие работы там выставлены), дабы все могли насладиться.

К счастью, мне тоже удалось попасть, вот небольшой отчет.

Первое, что я заметила, это несоответствие между текстом на иврите и на английском.  По английски выставка называется "Twilight Over Berlin" ("Сумерки над Берлином"), а вот на иврите название гораздо более драматичное, и мне нравится больше: Ночь опускается на Берлин. И на выставке есть одна небольшая, но впечатляющая картина, которая как раз и называется "Ночь".  Но на обложке каталога не она, конечно, а знаменитая "Соня" Кристиана Шада.


( страшные картинки )

От изобилия музеев в Вене и от неимоверного количества шедевров в этих самых музеях, у меня было состояние вроде того, какое бывает, когда переешь слишком сладких конфет.  В какой то момент восприятие уже отказывало, к сожалению.  Но вот прошло время, а некоторые работы все таки вспоминаются до сих пор.  И первой из них назову эту:

( красота какая! )