Перед исполнением Тринадцатой Симфонии Шостаковича "Бабий Яр", дирижер Рикардо Мути подошел к рампе и строго посмотрел в переполненный зал. Заметно волнуясь, он сказал:
- Мне бы хотелось сказать несколько слов. Во первых, я хочу поприветствовать находящуюся сейчас в зале Мадам Шостакович.
Когда утихли бурные аплодисменты, он строго обвел глазами зал:
- Музыка Шостаковича на цикл стихотворений Евтушенко - это величайшее произведение и величайший документ гуманизма, и я хочу, чтобы вы его слушали в благоговейной, религиозной тишине.
На это в зале было несколько смешков. Мути сделал еще шаг к рампе и зловещим грозным тоном отрезал:
- Я совершенно не шучу.
После этого в зале и впрямь стояла тишина, было всего несколько испуганных кашлей, а вообще все боялись пошевелиться.
Я думаю, всем известна история создания и стихотворения и симфонии: как Анатолий Кузнецов привез Евтушенко к Бабьем Яру, там была мусорная свалка; Кузнецов рассказывал Евтушенко, то, что он видел мальчиком во время войны, а в это время грузовики кидали в яр помойку. Как в тот же вечер прямо в гостинице Евтушенко написал свое знаменитое стихотворение, по приезде в Москву принес его к Валерию Косолапову в "Литературную Газету", и как Косолапов сказал, что надо с женой посоветоваться, потому что понимал, что его уволят. Жена, бывшая фронтовая медсестра, была не робкого десятка: стихотворение напечатали 19 сентября 1961 года. В одночасье это стихотворение стало передаваться из уст в уста, газету было не достать, люди переписывали себе в тетрадки, учили наизусть... Косолапова, уволили, конечно, а на Евтушенко обрушился официальный шквал ругани и черносотенных угроз.
В начале 1962 года к Евтушенко домой позвонил Шостакович Евтушенко очень трогательно вспоминал, как сначала они с женой подумали, что это розыгрыш. Дмитрий Дмитриевич попросил разрешения переложить слова на музыку, и Евтушенко что-то там промямлил, что, мол, конечно, а тогда Шостакович сказал: "Вы не смогли бы сейчас приехать ко мне, музыка уже написана". И как Шостакович сам играл на рояле, и сам пел партии солиста и хора, а в месте, "мне кажется, я - это Анна Франк", он заплакал.
Шостакович решил, что это будет симфония на цикл стихотворений, его Симфония Номер 13. Он выбрал эти стихи Евтушенко: "Бабий Яр", " Юмор", "В Магазине" и "Карьера". Специально для симфонии композитор попросил поэта написать стихотворение "Страхи". Вообще говоря, мне до сих пор непонятно, как эту симфонию допустили к исполнению, и не абы где, а в Большом Зале Консерватории. Это правда, что несколько дирижеров и солистов либо отказались исполнять, либо были вдруг срочно вызваны куда то властями, но факт, что премьера состоялась все равно невероятен.
Вся художественная Москва гудела от слухов про Тринадцатую Симфонию. Впрочем, кроме самого Шостаковича, никто ее так не называл: все называли ее просто "Бабий Яр". Билетов на премьеру было не достать, и, конечно, тут же поползли слухи, что власти набьют зал Консерватории своими функционерами, чтобы настоящие слушатели не смогли пройти. Некоторым, особенно везучим, повезло и их тайком протащили на генеральную репетицию знакомые оркестранты. Таким счастливчиками были мои родители: сейчас уже некого спросить подробнее, но я помню какие-то детали как из детектива: надо было прийти рано, пока не поставили ВОХРов у входа, махать какими то пропусками, а потом прятаться где-то на галерке.
Вспомнила я про это, когда сама сидела чуть ли не на галерке, потому что и у нас билетов в партер не осталось, пока я чухалась.
Солистом был бас Алексей Тихомиров, я бы предпочла более низкий голос, но зато у Тихомирова голос очень красивый и необыкновенно чистый, все ноты слышны. И он очень проникновенно пел, и в то же время очень музыкально.
Сам Евтушенко признавал, что Шостакович сделал его стихи более значительными, и я оказалась с этим полностью согласна. Стихотворение "Бабий Яр", где знакомо каждое слово, приобрело совершенно другой ритм и другое значение в каждой строчке. В сцене погрома в Белостоке услышала я вдруг отголоски сцены под Кромами, когда хор лихо и страшно отчеканил слова "Союзом Русского Народа". И, конечно, в сцене про Анну Франк все давно знакомые слова "Сюда идут"- "Нет, это только гулы самой весны, она идет сюда" вдруг стали еще более графическими, и впрямь было слышно топот кованых сапог по лестнице и как действительно ломают дверь.
Тем не менее, с моей точки зрения стихотворение "Бабий Яр" все равно выдержало испытание временем, все равно трогает до слез.
Чего не могу сказать обо всех других стихах, выбранных для Симфонии. Особенно это касается стихотворения "Юмор": если его читать, то получается весьма приглаженное советское стихотворение в духе того времени. Но музыка Шостаковича - издевательская, отчаянная и страшная - возносит в высь слова и делает это произведение великим. Мне показалось несколько забавным, что именно на слова стихотворения "Юмор" Шостакович написал такую страшную и грозную музыку, где опять немного проглянул и передал привет Мусоргский из "Песен и Плясок Смерти".
Я знаю, что многие с пренебрежением относятся к Евтушенко ("Поэт Распашонкин - любимец молодежи и органов"). Я считаю, что это несправедливо: его стихи отразили эпох,у, он был трибуном целого поколения, и первый, если не единственный, сказал вслух то, о чем и дома то боялись шептаться. И в стихотворении "Страхи" среди многих довольно банальных фраз есть и строчки, которые легко применить к любому времени и к любому режиму:
"Страх фанфарить до одурения,
Страх чужие слова повторять,
Страх унизить других недоверьем,
И чрезмерно себе доверять"
Тринадцатую Симфонию после премьеры играли в России всего несколько раз, а после 1965 года не исполняли при Советской Власти никогда.
В 1970 году кто то передал Франческо Сичилиани микрофильм Симфонии: Сичилиани сам перевел текст на итальянский. Рикардо Мути дирижировал первым представлением на Западе, солистом был великий Руджиеро Раймонди. Сумели переправить запись Шостаковичу, он был растроган звучанием его музыки на итальянском языке, хранил эту запись до самой смерти.
Недавно Ирина Шостакович отдала эту историческую пленку в подарок Рикардо Мути.