fiona_grady: (Default)
 Слушая известное интервью с Ричардом Бонингом о Паваротти, я сначала посмеивалась, но потом все больше и больше мрачнела.  Если послушать Бонинга, то неясно вообще, почему это Паваротти считали великим:

Нигде он не учился и понятия не имел ни о чем, у него был просто от природы очень красивый голос;

Красивый, но вовсе не большой.  Но в записях он звучал огромным, да.  А так нет, ничего особенного, голос обычного размера;

Он был страшный лентяй, никогда не хотел учить новый репертуар и уж точно не хотел учить немецкий или французский репертуар;

А все потому, что он был нотной грамоте не обучен;

И он был страшно недисциплинированный и обжора, не мог остановиться, когда видел еду.

И характер у него был ужасный, капризный.


И когда я уже в конец разозлиласъ и хотела к черту все это выключить, журналист вдруг спрашивает:
"А, скажите, есть ли сейчас какой нибудь певец как Паваротти?"

На что Бонинг неожиданно и даже несколько возмущенно ответил:

- "Да вы, что с ума сошли?  Нет такого певца и не будет!  Такой певец как Паваротти бывает не раз в поколение, а гораздо реже."
fiona_grady: (Default)
 Карантин кругом и все, что я люблю, закрыто. В музей не пойдешь.  Партер и ложи — пусто все, ни блеску, ни кипенья.  Концертов нет, оперы нет.  Приходится питаться консервами, т.е. смотреть записи спектаклей. 

Вот не было бы счастья, да несчастье помогло: многие европейские оперные компании открыли бесплатно или за малую мзду просмотры постановок на своих сайтах.  И первым делом мы понеслись смотреть новую постановку «Сказки о Царе Салтане»  Дмитрия Чернякова в брюссельском Theatre de la Monnaie.

Чернякова мы дома называем Убивец Священных Коров.  И тут он тоже не только не обманул, а и превзошел все ожидания.

Ну, значит, три девицы под окном пряли поздно вечерком, как рассказал нам Александр Сергеевич.  К столетию со дня его рождения Римский-Корсаков написал эту оперу, художником был сам Врубель, а в других постановках Билибин работал.  Кокошники, сарафаны, кафтаны, резные наличники, хлеб-соль на расшитых полотенцах, башенки, терема - весь этот китч а ля рюс так и кочевал из театра в театр, из постановки в постановку.

Ну как, как можно с новой стороны подойти не только к опере Римского-Корсакова, а и к самому тексту Пушкина, тому самому тексту, который каждый из нас наверняка знает наизусть, причем чуть ли не с рождения!

Оказывается, можно!

Спойлеры мирового масштаба. Кто не смотрел, но хочет посмотреть, может потом прочесть.

В прологе на авансцене мы видим  игрушки: большую рыжую белку, игрушечных солдатиков в кольчугах и красивую куклу в белом блестящем одеянии.  Перед ними сидит парень, это певец Богдан Волков, он поет Гвидона. Еще видим певицу Светлану Аксенову, которая поет Милистрату. Оба одеты в совершенно современную одежду. Милистрата не поет, а говорит, что она мать-одиночка, живет с сыном, который аутист, только что и занят игрушками и сказками.  Что отец их бросил и врядли знает о существовании сына, и что сестры - суки.  Она давно хотела сыну все рассказать, но с ним трудно коммуникировать и поэтому она решила все поведать доступным ему языком, т.е. языком сказки.

После этого начинается сама опера, раздается музыка Римского-Корсакова, и прямо тут же, на авансцене разыгрывается весь первый акт оперы.  Все участники, кроме Гвидона и Милистраты, одеты в традиционные "русские" наряды, с сапожками, шубами, кокошниками и т.д.  Только они сделаны так, что будто бы не из тканей, а нарисованы карандашами. Но действие вполне традиционное: хороводы, лубочные поклоны, гримасы и т.д.  Из-за того, что на авансцене довольно мало места, а занавес так и не поднят, от всего этого как-то очень неютно.  Кроме того, Гвидон ведет себя полностью в образе аутиста, что тоже создает дикое напряжение.  Однако, в общем, все точно по сказке: выкатывают бочку, кидают в пучину, и тут все меняется.

Занавес поднимается, за ним оказывается огромный экран и там проецируется мультфильм: и как бочку швыряет по волнам, и как там внутри сидят Царица и Гвидон, и как их прибивает к берегу.  Причем мультфильм этот не абы какой, а по стилю эдакий кондовый советский мультик конца 50х годов, типа "Аленький Цветочек".  Живые Гвидон и Милистриса стоят перед экраном, на котором идет проекция, и там перед ними возникает волшебный город Леденец, потом в небе летит Лебедь Белая, за ней Коршун и т.д.  И только спасенная Царевна Лебедь оживает, т.е. появляется живая певица, окруженная сиянием и наряженная, как мне показалось, как Царевна -Лебедь Врубеля в небезысвестной картине в Третьяковке.  


Очевидно, что замысел тут передать фантазии бедного Гвидона, который представляет себе все эти волшебные картины.  Впрочем, он представляет себе и еще кое-что: свое несуществующее счастливое детство с мамой и папой, где он нормальный обласканный ребенок.  Это все тоже показано мультиком.
Из-за того, что живые певцы стоят на авансцене и мало что делают, а все действие происходит сзади них, да притом еще и в мультипликации, мне показалось, что эта часть была статична и малоинтересна.   Единственным исключением была сцена Полета Шмеля, когда на сцене появились, наряженные в "нарисованные" костюмы Царь Салтан, Ткачиха, Повариха и Баба Бабариха. Они сидели за столом с купцами, а Шмель, как раз, был мультипликационный, но это как-то магически было соединено, и Шмель то разрастался, то уменьшался, но свое дело знал и жалил их без пощады к великому удовольствию публики, которая даже хлопала.

Действие, однако, решительно улучшилось, когда Лебедь обьявила Гвидону, что "Царевна эта я".  Она сбросила с себя все эти прекрасные перья и алмазную корону, и вдруг появилась на авансцене перед Гвидоном и Милистратой в виде современной девушки, по виду медсестры или сиделки.  Невозможно без волнения смотреть, как счастлива Милистрата, что Гвидон не просто дичится этой девушки, а дает ей неловко руку.

Вообще хочу сразу сказать, что оба ведущих певца проявили себя в этой опере как большие драматические артисты, и без их замечательной актерской игры никак бы не удалось осуществить этот сложный замысел режиссера.

Пока мы смотрели, я была многим не очень довольна.  Я бы хотела, чтобы те игрушки, которые стояли на сцене, ожили что ли, раз уж была мультипликация. И все эти кадры про "счастливое детство" тоже мне казались слишком затянуты.  Но все это было полностью забыто из-за финала.  В финале "Салтан", теперь уже просто интересный мужчина, одетый в современную одежду является к Милистрате и говорит, что хочет наладить с ней отношения ради сына.  С ним на сцену приходят и все остальные участники, тоже в совершенно современном виде: и Ткачиха с Поварихой с Сватьей Бабой Бабарихой, и скоморохи, и купцы, да, в общем, все солисты и хор.  И, как написано в партитуре, все они поют свои финальные арии и хоры.  Но бедный Гвидон не может пережить несоответсвия его фантазий и реальности, и с ним случается самый настоящий припадок, где он падает на сцену то ли без сознания, то ли замертво.  Причем, настолько велик эффект отождествления зрителей с Гвидоном, что уже заранее все эти трубы и литавры вызывают тревогу, потому что понимаешь, как весь этот звон и шум пагубны для аутиста.

Когда мы смотрим любую, самую новаторскую, самую неожиданную "режоперу", у нас всегда только два критерия: позволяет ли это музыка? и позволяет ли это текст?

Так вот.  Текст Пушкина оказался, как всегда, многослойным и глубоким.  Можно принять и такую трактовку, и даже без особых усилий.

Относительно же музыки, то я даже устыдилась: как это я раньше не услышала в финале всей этой драмы?

Из отрицательного, однако, было вот что: я заметила, что на певцах были прилажены микрофоны.  Не знаю, было ли это для записи, но все равно это странно. Потому что если они в этом небольшом театре поют с микрофонами, то не совсем ясно, есть ли у них настоящие мощные голоса, а не только великие актерские способности. 

 

 
fiona_grady: (it's all about me)

B дружеском жжурнале случайно разыгрался диспут про битлов и как обстояло дело с их музыкой в СССР.  На эту тему мне есть очень много чего сказать и рассказать, поскольку в моей тогдашней жизни их музыка занимала практически все место.   В своей комнате я только и делала, что слушала их песни.  Если не слушала, то распевала.  Что несколько взводило моих родителей. И они иногда в сердцах мне говорили, что вот, мол, выучила какие-то песни, и только ими твоя башка занята, а лучше бы занималась геометрией поусерднее.

И это при том, что родители не знали,  чем я занималась в школе.  Я усекла, как близки по звучанию фамилии Ленин и Леннон, и поэтому, когда на утренниках все старательно выводили:  "Ленин всегда живой", я пела "Леннон всегда живой, Леннон всегда с тобой". 
 Мои подруги при этом ухмылялись, но, конечно, не закладывали.

А еще в моем детстве был один Пионер-Всем-Ребятам-Пример.  Это был сын друзей моих родителей : он учился в ЦМШ, он был молодое дарование, он занимался на рояле, как мне говорили по 4 часа в день, а кроме того он был отличником.  И мои родители очень часто мне его ставили в пример, за что я этого Отличника дико ненавидела за глаза.  Познакомиться с ним лично, к счастью, не удавалось: в доме собирались огромные компании, и никаких детей на эти сборища не приводили.  В общем, видимо в воспитательных целях, был устроен какой-то обед днем, и меня тоже привели в гости в дом, где обитал этот паинька.   

Паинька не обманул ожиданий: очкарик, знайка, все-то книжки он читал, что-то там рассказывает о ля бемолях, все взрослые в умилении, a родители, разумеется, смотрят на меня с немым укором.  В комнате его стоит пианино, и он на нем после обеда играет очень лихо и громко марш из Любви к Трем Апельсинам.  

Взрослым, однако, надо поговорить без нас, и они уходят в гостиную, а нас оставляют.  Как только все ушли по длинному коридору, Паинька закрыв дверь в комнату, сел к пианино.

- "Ой", думаю я, "неужто он сейчас начнет заниматься, да еще четыре часа подряд!"

Но он, не особо громко, взял несколько аккордов, от которых я чуть до потолка не подскочила, и спрашивает:

- "Ты знаешь, что это?"

Вместо ответа я тут же продекламировала:

- "When I find myself in times of trouble, Mother Mary comes to me...."

Тут он слабал целиком "Let it Be",  а потом  и "Hey Jude".

И я уже готова была упасть к его ногам, если бы он вдруг гнусным голосом зазнайки не сказал:

- "Это, кстати, мое собственное переложение для рояля.  Транспозиция тоже моя"



 

fiona_grady: (Default)
 Вчера на концерте в первом отделении был концерт для флейты пикколо с оркестром.  Флейта пикколо действительно маленькая, как дудочка, и ее красивый звук не очень сильный, обычно для камерной музыки.

К сожалению, как только начался концерт, в зале почему-то открылся чахоточный лазарет, и начались кашли.  У дирижера Рикардо Мути тут же недовольно напряглись плечи, и он ОСТАНОВИЛ
 ОРКЕСТР.  Потом молчаливо повернулся в зал и замер в ожидании тишины.  Кому-то в зале это показалось забавным, и были какие-то смешки.

Плохо они знакомы с нашим Мути.  Он тут же выловил взглядом этих забавников, сделал шаг в их направлении, и отчеканил:  "Тут нечему смеяться".

После этого наступила буквально гробовая тишина, и стояла до самого конца.  Интересно, может ли Мути лечить кашель вне стен концертного зала?
fiona_grady: (moi)
 В 1971 году оркестр Израильской Филармонии впервые играл в Берлине.  После исполнения Первой Симфонии Малера публика ревела от восторга и были крики "encore".  Зубин Мета поднялся на подиум и обьявил: "Атиква".

Когда я училась в школе, в День Независимости всегда был концерт классической музыки с каким-нибудь великим солистом.  В какой-то год солистом был Артур Рубенштейн, играл бетховенский 5-ый с оркестром Израильской Филармонии.  Зубин Мета дирижировал.

У меня был друг, который учился в муз. академии, и он меня протащил на репетицию.  Ну, Рубинштейн играет, друг мой не дышит буквально, Зубин смотрит с умилением с подиума, оркестранты тоже все дико растроганы, так вот проходит репетиция.  Наконец кончили, оркестр стучит смычками по пюпитрам, а Рубинштейн подзывает к себе Мету:

- Зубин, голубчик, попроси ребят сыграть для меня "Атикву", я так это люблю.

Зубин забирается обратно на подиум, дает знак оркестру, играют "Атикву", Рубинштейн стоит, вытянув руки по швам, возле рояля. 

Я тогда, помню, утирала слезы, отвернувшись, а и сейчас их утираю, но уже не стесняясь.



fiona_grady: (Default)
 В знаменитом интервью с Каллас и Лучино Висконти журналист задал вопрос про Тоску - коронную роль Каллас.

Она виновато пожала плечами:

-"Вообще то я не люблю Тоску"

Ошеломленная пауза.

-"Она дура"

???

- "Все ее поведение в Первом Акте, идиотское....  Ну, в общем, она певица, дитя театра.  Вечно эти преувеличенные эмоции, ревность, драма.  Не люблю."

 

fiona_grady: (Default)
Хорошо жить в метрополисе, где есть аж две оперные компании!  Одна из них всемирно известна, и туда я хожу очень часто, а другая зато иногда ставит оперы, которые редко когда услышишь, вот, например, "Иоланту" Чайковского.

Должна сразу сказать, что я с детства знала весь этот волшебный сюжет и многие арии тоже.  А уж сакраментальную фразу "Рыцарь, мне не нужен свет" я использую и вдоль и поперек, иногда слегка изменяя, судя по обстоятельствам ("Рыцарь, мне не нужен суп", например).  И кто же не знает знаменитой сцены с розами:

"Я красную просил сорвать!"
"Какую это, я не знаю"
"Какая мысль, Творец, она слепая"

(мой муж и это довольно часто это пускает в дело, когда возводит глаза к небу и театральным голосом объявляет:
 "Творец, она тупая!")

Конечно, постановка в маленькой компании вовсе не то, что постановка в Гранд Опера: оркестр маленький, звучит зачастую как шарманка.  Декорации это буквально три столба. Певцы либо молодые, либо малоизвестные, и становится быстро понятно почему.  Впрочем, Короля Рене пел замечательный русский бас Михаил Светлов и музыкально и очень благородно.  Но вообще я не об этом.  

Как только появился граф Водемонт и стал толковать Иоланте про свет, мне вдруг стало совершенно ясно, что речь идет о Христосе, и что весь этот любовный сюжет Петр Ильич присобачил лишь для того, чтобы показать нам, что есть Истинное Прозрение.

КАК!?!  Как, думаю я! - "Иоланту"
 годами давали в советских театрах, пластинки записывали, и арии эти не только мне - они всем знакомы.  

В книге "Сто лет одиночества" есть одна сюжетная линия, когда люди в городе, построенном среди джунглей, стали забывать простые слова.  Вот так и во время Советской Власти люди, очевидно, совершенно разучились понимать  христианское религиозное значение иных слов и символов, и можно было совершенно спокойно исполнять арии про Свет, вроде он свет от лампочки.  

И вышло, что прозрение было не только на сцене, но и в зрительном зале.  





fiona_grady: (Default)
Перед исполнением Тринадцатой Симфонии Шостаковича "Бабий Яр", дирижер Рикардо Мути подошел к рампе и строго посмотрел в переполненный зал.  Заметно волнуясь, он сказал:

- Мне бы хотелось сказать несколько слов.  Во первых, я хочу поприветствовать находящуюся сейчас в зале Мадам Шостакович.

Когда утихли бурные аплодисменты, он строго обвел глазами зал:

-  Музыка Шостаковича на цикл стихотворений Евтушенко - это величайшее произведение и величайший документ гуманизма, и я хочу, чтобы вы его слушали в благоговейной, религиозной тишине.

На это в зале было несколько смешков.  Мути сделал еще шаг к рампе и зловещим грозным тоном отрезал:

- Я совершенно не шучу.

После этого в зале и впрямь стояла тишина, было всего несколько испуганных кашлей, а вообще все боялись пошевелиться.

Я думаю, всем известна история создания и стихотворения и симфонии: как Анатолий Кузнецов привез Евтушенко к Бабьем Яру,  там была мусорная свалка; Кузнецов рассказывал Евтушенко, то, что он видел мальчиком во время войны, а в это время грузовики кидали в яр помойку.  Как в тот же вечер прямо в гостинице  Евтушенко написал свое знаменитое стихотворение, по приезде в Москву принес его к Валерию Косолапову в "Литературную Газету", и как Косолапов сказал, что надо с женой посоветоваться, потому что понимал, что его уволят.  Жена, бывшая фронтовая медсестра, была не робкого десятка: стихотворение напечатали 19 сентября 1961 года.   В одночасье это стихотворение стало передаваться из уст в уста, газету было не достать, люди переписывали себе в тетрадки, учили наизусть... Косолапова, уволили, конечно, а на Евтушенко обрушился официальный шквал ругани и черносотенных угроз. 

В начале 1962 года к Евтушенко домой позвонил Шостакович   Евтушенко очень трогательно вспоминал, как сначала они с женой подумали, что это розыгрыш.  Дмитрий Дмитриевич попросил разрешения переложить слова на музыку, и Евтушенко что-то там промямлил, что, мол, конечно, а тогда Шостакович сказал: "Вы не смогли бы сейчас приехать ко мне, музыка уже написана".  И как Шостакович сам играл на рояле, и сам пел партии солиста и хора, а в месте, "мне кажется, я - это Анна Франк", он заплакал.

 Шостакович решил, что это будет симфония на цикл стихотворений, его Симфония Номер 13.  Он выбрал эти стихи Евтушенко:  "Бабий Яр", " Юмор", "В Магазине" и "Карьера".  Специально для симфонии композитор попросил поэта написать стихотворение "Страхи".  Вообще говоря, мне до сих пор непонятно, как эту симфонию допустили к исполнению, и не абы где, а в Большом Зале Консерватории. Это правда, что несколько дирижеров и солистов либо отказались исполнять, либо были вдруг срочно вызваны куда то властями, но факт, что премьера состоялась все равно невероятен.  

Вся художественная Москва гудела от слухов про Тринадцатую Симфонию.  Впрочем, кроме самого Шостаковича, никто ее так не называл: все называли ее просто "Бабий Яр".  Билетов на премьеру было не достать, и, конечно, тут же поползли слухи, что власти набьют зал Консерватории своими функционерами, чтобы настоящие слушатели не смогли пройти.  Некоторым, особенно везучим, повезло и их тайком протащили на генеральную репетицию знакомые оркестранты.  Таким счастливчиками были мои родители: сейчас уже некого спросить подробнее, но я помню какие-то детали как из детектива: надо было прийти рано, пока не поставили ВОХРов у входа, махать какими то пропусками, а потом прятаться где-то на галерке.

Вспомнила я про это, когда сама сидела чуть ли не на галерке, потому что и у нас билетов в партер не осталось, пока я чухалась.

Солистом был бас Алексей Тихомиров, я бы предпочла более низкий голос, но зато у Тихомирова голос очень красивый и необыкновенно чистый, все ноты слышны.  И он очень проникновенно пел, и в то же время очень музыкально.

Сам Евтушенко признавал, что Шостакович сделал его стихи более значительными, и я оказалась с этим полностью согласна.  Стихотворение "Бабий Яр", где знакомо каждое слово, приобрело совершенно другой ритм и другое значение в каждой строчке.  В сцене погрома в Белостоке услышала я вдруг отголоски сцены под Кромами, когда хор лихо и страшно отчеканил слова "Союзом Русского Народа". И, конечно, в сцене про Анну Франк все давно знакомые слова "Сюда идут"-  "Нет, это только гулы самой весны, она идет сюда" вдруг стали еще более графическими, и впрямь было слышно топот кованых сапог по лестнице и как действительно ломают дверь.

Тем не менее, с моей точки зрения стихотворение "Бабий Яр" все равно выдержало испытание временем, все равно трогает до слез.

Чего не могу сказать обо всех других стихах, выбранных для Симфонии.  Особенно это касается стихотворения "Юмор": если его читать, то получается весьма приглаженное советское стихотворение в духе того времени. Но музыка Шостаковича - издевательская, отчаянная и страшная - возносит в высь слова и делает это произведение великим.  Мне показалось несколько забавным, что именно на слова стихотворения "Юмор" Шостакович написал такую страшную и грозную музыку, где опять немного проглянул и передал привет Мусоргский из "Песен и Плясок Смерти".

Я знаю, что многие с пренебрежением относятся к Евтушенко ("Поэт Распашонкин - любимец молодежи и органов").  Я считаю, что это несправедливо: его стихи отразили эпох,у, он был трибуном целого поколения, и первый, если не единственный, сказал вслух то, о чем и дома то боялись шептаться.  И в стихотворении "Страхи" среди многих довольно банальных фраз есть и строчки, которые легко применить к любому времени и к любому режиму:

"Страх фанфарить до одурения, 
Страх чужие слова повторять,
Страх унизить других недоверьем,
И чрезмерно себе  доверять"


Тринадцатую Симфонию после премьеры играли в России всего несколько раз, а после 1965 года не исполняли при Советской Власти никогда.  

В 1970 году кто то передал Франческо Сичилиани микрофильм Симфонии: Сичилиани сам перевел текст на итальянский.  Рикардо Мути дирижировал первым представлением на Западе, солистом был великий Руджиеро Раймонди.  Сумели переправить запись Шостаковичу, он был растроган звучанием его музыки на итальянском языке, хранил эту запись до самой смерти.

Недавно Ирина Шостакович отдала эту историческую пленку в подарок Рикардо Мути.  





Page generated Jul. 19th, 2025 06:06 am
Powered by Dreamwidth Studios